Жизнь прожить – не поле перейти. Книга 1 - Владимир Лиштванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Так это ж хорошо, человек в гору пошел.
– Хорошо, да не очень. Тут в него словно бес вселился. Снова начал играть в карты и всё спустил. Причем не только все нажитые деньги, но и в долги влез на несколько сотен рублей золотом. И так у него это уже не первый случай.
– Жаль парня, он башковитым был.
– Башковитый, то башковитый, а вот справиться с пагубной страстишкой не может.
– Да, во всех делах, а особенно в карточных играх, надо знать меру.
– А он меры не знает, вот и платит за это. Ну да ладно, Бог ему судья.
– А как мой дядюшка, твой брат, продолжает разоряться?
– К сожалению, не везёт ему в торговле. Сколько я не помогаю, сколько не вытаскиваю из долгов, а он снова вязнет. Он в них, как в шелках.
– Да, жаль человека. Явно торговля, не его дело.
– Всё может быть, но я не могу оставлять брата в беде. Ты наверно устал с дороги, сейчас Дуня приготовит постель у тебя в комнате, – сказал Григорий Иванович и позвонил в колокольчик.
На пороге кабинета появилась горничная со свечой в руке.
– Дуня, – сказал Григорий Иванович, – приготовь постель для Сергея Григорьевича в его комнате.
– Хорошо, Григорий Иванович, – ответила девушка и вышла из кабинета.
– Опять неполадки с этим новомодным электричеством, – недовольно пробурчал Григорий Иванович, – Снова не горят электрические лампочки. Уже двенадцать лет, как в городе построили электростанцию. Более пяти лет, как в Курске появились электрические лампочки. Наладить же бесперебойную подачу электроэнергии в дома добропорядочных граждан не могут! Эх, Россия – матушка!
– Да, медленно приживаются новшества науки и техники на нашей земле, но пожалуй ты прав отец, – помедлив немного, проговорил сын, чувствуя усталость во всём теле, – надо мне отдохнуть с дороги. Пойду-ка я спать.
– Конечно, иди, отдохни сынок. Дуня тебе в комнате оставит зажженные свечи.
– Сергей пошел к себе. Из-под приотворенной двери комнаты пробивался неяркий луч света. Он осторожно приоткрыл дверь и с замиранием сердца остановился.
Его комната, за время отсутствия, ничуть не изменилась. Так же стоит у стены платяной шкаф, у противоположной стены – кровать, а около окна – письменный стол.
На столе стоял подсвечник с горящими свечами. Капли расплавленного воска медленно стекали по свечам, постепенно застывая. От этого казалось, что они плачут жгучими горячими слезами. Как бы о чем-то скорбя и тоскуя, о чем-то, только им одним известном…
Ровное пламя мягко освещало небольшую комнату Сергея, наполняя её с детства знакомым уютом и спокойствием.
Горничная ещё не закончила застилать кровать.
Пластичная, соблазнительная фигурка Дуни, плавно изгибалась при взбивании подушки, вызывая восхищение и смутное желание в душе Сергея.
Свет от свечей падал на сосредоточенное лицо девушки, подчеркивая приятную красу, простой русской деревенской красавицы.
– Где ж таких красавиц выращивают? – решал прервать молчание Сергей.
– Ой, Сергей Григорич, – проговорила вздрогнувшая Дуня, – вы меня испужали.
– Неужели я такой страшный? – с легким лукавством в голосе спросил Сергей.
– Не, шо вы, – простодушно ответила Дуня, – вы симпатишный.
– Так чего ж испугалась?
– Маленько задумалась о своем.
– Так ты не ответила на вопрос. Где ж таких красавиц выращивают?
– Шо я, растение, какое, шо б меня выращивали?
– Конечно ты не растение, но ты так же прекрасна и свежа, как куст чудесных роз, распустившийся в сказочных садах Семирамиды.
– Вы надо мной смеётесь наверно, Сергей Григорич, – слегка зардевшись от смущения, проговорила Дуня.
– Нет, правда. Но ты не ответила. Откуда ты, красавица?
– Да я нашенская, из Льговского уезда.
– Уезд по городу Льгову назван?
– Да, кажись так.
– Интересно, почему у него такое название?
– Бабы сказывают, шо какой-то князь построил этот город для жены – Ольги, вначале город так и называли «Ольгов», но потом буква «о» потерялась и его, тапереча называют «Льгов».
– Да, красивая история, но наверно это просто сказка.
– Мне не ведомо, что слыхала от баб, то и сказываю.
– Так ты что, из самого Льгова?
– Нет, я из села.
– Что за село такое?
– Верхней Груней кличут.
– Небось, и жених у тебя есть?
– Есть, – сильно покраснев и потупив взор, произнесла Дуня.
– Ты его любишь?
– Это у господ – любовь, а у нас, как отец с маткой скажут, так и будет.
– Что ж, тебе жених совсем не нравится?
– Отчего, нравится, он симпатишный.
– Так чем же ты не довольна?
– Мы всем довольны, нам роптать не положено.
– Когда ж свадьба?
– Сватали на Покров.
– Так сейчас война с Германией началась, наверно жениха в армию призовут.
– Нет, не призовут.
– Это почему так?
– Он первенец, старший сын в семье. Мне бабы сказывали, что старших сыновей не берут в армию.
– Ишь, какая грамотная.
– Нет, я малограмотная, но мир не без добрых людей, вот оне то мне все и растолковали, – проговорила Дуня, заканчивая застилать кровать, – Всё, Сергей Григорич, можете ложиться почивать, а я пойду, дел ещё много надо переделать.
– Постой, поговори ещё со мной.
– Нет, Сергей Григорич, мне ещё много дел по хозяйству, а уже ночь на дворе.
С этими словами Дуня вышла из комнаты, оставив Сергею подсвечник с горящими свечами.
Сергей взял в руку подсвечник со свечами и медленно вышел из комнаты в коридор, провожая заинтересованным взглядом прелестную фигурку быстро удаляющейся горничной.
В коридоре он столкнулся со старшей сестрой. Это была стройная девушка в длинной коричневой юбке и бежевой кружевной кофточке с воланами. Её миловидное лицо источало деловитость и лёгкую надменность. В детстве она старалась командовать Сергеем, и видимо это желание сохранилось до сих пор.
– Здравствуй Сергей, – грациозно поздоровалась она.
– Здравствуй Валентина, – ответил Сергей, – ты всё хорошеешь не по дням, а по часам.
– А ты так же мил, учтив и галантен?
– Стараюсь, дорогая сестрица, стараюсь.
– Давно приехал?
– Нет, совсем недавно.
– И уже успел положить глаз на новую горничную, – поймав направление его взгляда, слегка ревнуя, проговорила сестра, – Что, хороша девка?
– Да, хороша! Малость забита только, но если приодеть, да научить манерам и грамоте, так многим барышням даже высшего света не уступит.
– Неужели решил ею заняться?
– А почему бы и нет?
– Она же простая горничная из глухого села.
– А мне уже опротивели эти напыщенные девицы, ничего не имеющие в голове, но кичащиеся родовитостью.
– Но Дуня тоже не блещет умом.
– Ум у неё просто не развит, он спит в девственно – первобытной природной колыбели.
– Да ты ни как уже успел влюбиться?
– Влюбиться, может это и громко сказано, но провести с ней некоторое время наедине, для обоюдного удовольствия, я б не отказался.
– Ну – ну, удачи тебе в начинаниях братец, – ехидно проговорила сестра и пошла прочь.
– Премного благодарен, – язвительно ответил ей вслед Сергей и добавил, – ладно, пойду спать. Утро вечера мудренее.
Сергей, в задумчивости, вернулся в комнату, поставил подсвечник со свечами на стол, медленно разделся и, потушив свечи, лег в постель.
Перед глазами возник образ этой простой деревенской девушки, так пленивший пылкое юношеское сердце.
Сергей любовался им и в душе воцарился мир и покой.
Вскоре усталость повергла его в пучину сна, и он провалился в негу сновидений, полностью отдавшись их чарующему воздействию.
Глава четвёртая
Армейская привычка вставать рано, не дала долго спать Сергею и дома.
Он поднялся чуть свет, умылся, оделся, вышел на Первую Сергиевскую улицу, на углу которой и располагался отчий дом.
Край солнечного диска едва появился из-за горизонта. Небосклон озарился золотистым светом.
Темно-синие силуэты кучевых облаков, как громадная военная флотилия, грациозно застыли на невидимых якорях в небесной гавани. Готовые в любую секунду сорваться и плыть в неведомые дали.
Невесть откуда набежавший лёгкий ветерок обдал прохладным дыханием лицо, унося последние остатки ночного сна. На улице не было ни души, а в воздухе стояла звенящая тишина, не нарушаемая ни единым звуком. Даже бестолкового птичьего щебета не было слышно.
Начинался новый день.
Сергей, решил немного прогуляться по родному городу.
Пройдя Первую Сергиевскую, он в задумчивости вышел на Московскую улицу и не спеша, направился к Знаменскому собору, за которым расположился мужской монастырь.
Центральная улица была тоже безлюдна. Она шла под уклон, и собор неумолимо надвигался на путника всей своей величественной громадой, внушая трепет и уважение к его красоте.